— Если и пить, то хороший алкоголь, Нобору, — Никайдо покачал головой и забрал из рук Нобору банку пива. Остальные банки были разбросаны вокруг дивана и гремели, потревоженные белоснежными носками — стремление Никайдо к чистоте и порядку не знало пределов.
Щеки Нобору опалили стыд и злость. Он и так строил из себя послушного пса, покорного любой воле хозяина. В конце концов, у Нобору повод — собственный день рождения. И Нобору решил в этот день напиться дешевым пивом как на совершеннолетие, которое успел еще отпраздновать с друзьями. До того, как попал в тюрьму.
— А я-йа хочу пива!
— Хватит с тебя, — Никайдо навис сверху и осмотрел Нобору долгим внимательным взглядом.
— Чего пялитесь? Считаете меня омерзительным, а?
— Ты безбожно пьян, Нобору. Нужно транспортировать тебя в ванную и затем в спальню. Или лучше расстелить тебе здесь? Все простыни ведь пропитаются алкогольными парами. Спасибо, не в оранжерее решил хлебать свое пойло.
— Я не дурак! И дойду куд-куда надо... — Нобору подскочил и неожиданно уткнулся в пол.
— Доползешь скорее. Однозначно постелю тебе здесь. И, пожалуй, принесу тазик... — Никайдо, вздохнув, ушел стремительно.
Пускай валит! Только указания раздавать горазд, а мнением Нобору не поинтересуется лишний раз. Всё сам! Опытный в разного рода сферах. Нобору замутило от омерзения и презрения, спазм скрутил живот. Каким человеком он восхищается? Эгоистом! С каким человеком живет? Любителем командовать и извергом. Пора было кончать с этим... дерьмом!
— Не мог потерпеть еще минуту? — Никайдо осторожно обогнул мутную лужу и, поставив тазик, сумел дотащить до него Нобору. Подставил колено под грудь и с нажимом провел по спине. Изо рта Нобору снова полилось отдающее кислотой, захотелось вытереться, и Никайдо, будто предвидя, поднес к губам салфетку. Нобору уткнулся в нее, чуть не опрокинул тазик и кое-как сел. — Славно. Теперь выпей-ка это.
Нобору замотал головой, и виски тут же прострелило. Ужасно не хотелось снова потакать Никайдо, но голос в голове шептал, что лучше все-таки послушаться. Для Нобору лучше. И почему всегда всё к подобному сводится? Будто Никайдо безупречный логик. Расчетливая до мелочей сволочь — вот он кто! Нобору, разжевывая таблетку и опрокидывая в себя стакан воды, кривился от горечи.
Никайдо придерживал его за плечи, и гладил рассеянно, и вздыхал.
— Что, противно?
— Не в этом дело. Я несколько по-другому планировал провести этот вечер. Придется теперь ждать следующего просвета в рабочих буднях. Что ж, ложись спать, новорожденный.
— Вы знаете про мой день рождения? — Нобору вывернул голову, как никогда желая видеть Никайдо, обладателя чуть не досье на него.
Образ Никайдо несколько расплывался, и невозможно оказалось поймать выражения лица. Кажется, на губах играла грустная улыбка.
— Конечно, — Никайдо заявил это настолько непоколебимо-спокойно, будто аксиому рассказывал: Земля вращается вокруг Солнца, всемирное тяготение позволяет твердо стоять на ногах, положительно заряженные частицы притягиваются к отрицательным. — Давай, отдохни.
Никайдо дотащил Нобору до постели, стянул с него носки, штаны и рубашку и коротко поцеловал. Пожалуй, Нобору не отказался бы от продолжения, только глаза нестерпимо слипались.
— А вы... должны... мне подарок.
— Спи, — Никайдо присел на край дивана. Затем ушел. Затем, кажется, снова вернулся — и плюхнул тряпку на пол.
Через неделю образовалось новое окошко. Рабочий день закончился очень быстро. Домой они возвращались, когда еще не зажглись фонари, но солнце уже клонилось к закату, чертя фиолетовые полосы поверх рыжих.
— Поскольку ты в прошлый раз выбрал алкоголь, не посоветовавшись со мной, хочу устроить тебе мини-дегустацию достойных сортов, — Никайдо поставил на стол коробку с восемью отсеками, в каждом из которых на подушке из колотого льда покоилась маленькая бутылка. — Я думаю, ты больше оценишь вино, но на выбор есть мартини, ликер и бренди.
Нобору заелозил на диване. Стыдно было признаться, что благородные напитки минули мимо его практического опыта, да и теоретического, пожалуй, тоже. Из книг в голове всплывали разрозненные названия. В одной истории героиня постоянно пила и нахваливала... как же оно называлось?
— Давайте шаберне.
— Такого нет. Есть каберне совиньон, самое известное красное вино в мире. Я предпочитаю мерло, не нуждающееся в закуске, но для него тебе нужно подрасти и распробовать вкус классики. Из белого предлагаю шардоне. Мешать не советую: дурной тон. Так каков твой выбор: красное или белое? — Никайдо улыбался чарующе, закатив рукава темно-синей рубашки и указывая ладонями на два крайних отсека.
— Красное, — Нобору прокашлялся, улавливая отдаленный скрытый смысл.
Откупоренное, вино наполняло бокал подобно крови — едва ли на треть. Мерцая рубинами, болтыхалось тревожно. Никайдо вращал бокал в руке, изящно вывернув кисть. Ни одним словом он не упрекнул Нобору раньше за выжранный ящик пива, свинское поведение и блевотину на полу. Но именно сейчас, элегантно обращаясь с вином, одним шикарным видом заставлял испытывать Нобору жгучий стыд.
— Для полноценного раскрытия вкуса и аромата следует дать вину подышать, то есть оставить на некоторое время насыщяться кислородом. Можем провести эксперимент: пригуби сейчас и через десять минут и увидишь всю глубину разницы, — Никайдо прикоснулся губами к кромке бокала и протянул Нобору. — Подержи во рту, посмакуй и только затем глотай.
— Звучит как техника минета...
— А ты хочешь мне отсосать? — Никайдо легко расстегнул первую пуговицу на рубашке и откинулся на спинку дивана. — Ты знаешь: я не против.
Нобору знал, что Никайдо еще потребует свое: не сегодня — так завтра. Вино оседало вязким на языке, будто сгусток крови. Нобору почти не чувствовал вкуса под пристальным жадным взглядом.
— Ну как?
Нобору пожал плечами и уставился на собственные пальцы, стискивающие ножку бокала, — лишь бы не смотреть на пальцы Никайдо, лениво теребящие галстук, алой лентой ложащийся на кожу.
— Давай сюда: добавлю чуть меда и специй. Если подогреть, получится как глинтвейн. Обязательно попробуем в следующий раз. Тебе должно понравиться.
— Снова решаете за меня? — Нобору, вопреки словам, протянул бокал Никайдо: всё равно сопротивление бесполезно, а то и болезненно.
— А ты хочешь решать всё сам? Дерзай, — Никайдо, добавив компоненты и размешав, звякнул по бокалу ложкой с длинной изогнутой ручкой.
Прозвучало гонгом. Знамением. Колоколом судьбы. Нобору, поколебавшись, сдвинулся ближе, пихая бокал Никайдо.
— Я не хочу.
Вино, колыхнувшись, брызнуло каплями, алыми бусинами застыло на темно-синей рубашке. Нобору смотрел и боялся пошевелиться. Вспышками образов возникли лица парней, которых Нобору избил до полусмерти, впечатывая кулак, пока не перестали слышаться даже хрипы. У тех по одежде тоже крапинками и кружевами расползалась кровь.
— Ты испачкал мне рубашку, — Никайдо растер пальцами пятна и усмехнулся. — Не нравится пить — я не заставляю. Давай тогда по-другому. Раздевайся.
Нобору всегда дрожал от этого сталью веющего слова — не то от страха, не то от возбуждения. К паху точно стекалась волна покалывающих мурашек. А внутри схватывало оцепенение: становилось больно дышать. И руки предательски дрожали...
Никайдо перехватил бокал под самым донышком и кивнул на диван, отдавая в полное распоряжение. Властный уже, крепко удерживающий контроль и чертящий границы дозволенного. Стоило Нобору скинуть рубашку, путаясь в пуговицах и рукавах, — одним движением брови Никайдо указал на штаны. Раздеваться — значит, до наготы. Ему нравилось смотреть на, и трогать, и трахать обнаженного Нобору. У Нобору стояло уже до боли. Хоть украдкой ласкай, но тогда от Никайдо не перепадет ничего, кроме усмешек. Кроме жгучих взглядов. Кроме тонкого фирменного издевательства.
— Ложись на спину.
Нобору с удовольствием бы встал на четвереньки: тогда Никайдо милосердно, огладив задницу, не тянул с сексом. А сейчас явно намеревался вершить очередное извращение. Избежать можно. Можно даже отказаться. Только жалеть об этом будет в первую очередь сам Нобору.
Нобору лег, вытянув руки по швам. Сердце рвалось из груди огнем.
Никайдо отпил вино — кадык двигался в такт глоткам — и остатки выплеснул на Нобору: жидкость растеклась тонкой струйкой от ямочки между ключиц до пупка, хлестнула бичом. Следующим логичным порывом было бы разбить бокал о стену, но Никайдо, следуя вывернутой системе, аккуратно поставил его на стол. И оказался предельно близко — жгучий, роковой, губительный и дающий надежду. Тронул двумя пальцами артерию на шее, склоняясь над Нобору с улыбкой.
— Боишься? Или трепещешь от желания? Знай: мне трупы в доме не нужны, в моей постели тем более.
— Вы умеете... задавать атмосферу.
— Я умею правильно расставлять приоритеты и задавать мотивацию, — Никайдо обхватил Нобору за шею: без нажима стиснул, задирая вверх подбородок. — Ты, помнится, требовал от меня подарка на день рождения? Готов его принять?
— Сейчас? — Нобору распахнул глаза, весь настораживаясь невольно. Представления о подарках у Никайдо несколько разнились с общечеловеческими.
— Всё-таки боишься... — Никайдо остро усмехнулся и остро же поцеловал, языком раздвигая губы и надавливая на нижнюю. — А зря.
Никайдо сместился ниже, припадая к ямочке между ключиц и вылакивая оттуда вино. Нобору испытал за секунду смену температур от ледяной до кипяточной. Соски напряглись. С головки члена скатилась смазка. И вихрь мурашек захватил каждый островок кожи. А Никайдо чертил языком линию будто границу между половинками тела, одинаково, впрочем, захваченных в плен. Одинаково молящих о ласке. Где вино разбрелось ниточками-капиллярами, там оставлялись жгучие мокрые прикосновения губ и липкие следы. Только там...
Стоило Нобору выгнуться со стоном навстречу, как Никайдо осадил, прекратив налет и положив ладонь Нобору на горло. Пульс, казалось, должен был прорывать кожу.
— Терпение, Нобору. Терпением да спасайте души ваши, — Никайдо хрипло засмеялся и снова припал — к провалу пупка. Щекотно и невыносимо будоражуще.
Живот натянулся, член чуть не пульсировал, пальцы на ногах поджимались. Нобору искусал губы в кровь и стискивал кулаки до дрожащих натянутых жил. Руки Никайдо блуждали, задевая то болезненно торчащие соски, то ноющую мошонку. Слишком-слишком-слишком!
Никайдо отпрянул от пупка, рассеянно вытерев губы. Деликатно пробежался по члену, потерев головку, съезжая неплотным кольцом стиснутых пальцев, и, окончательно сводя с ума, прошелся по стволу языком. Втянул головку ненамного и ненадолго. Нобору чуть не кончил тут же.
— Рано, — Никайдо стиснул член у основания и дернул Нобору перевернуться, шлепнув по заднице и еще потеребив, будто мало того, что было!
Нобору стоял на четвереньках с трудом, весь дрожа. Почти уже не чувствуя тела ниже пояса. Возня и приготовления волновали мало. До трясучки хотелось разрядки. Перед глазами плясали красные метафорические пятна. Когда Никайдо въехал в него слитно, смачно, у Нобору тут же подкосились руки и из груди вырвался скулеж. Пожар внутри полыхал повсеместно. Кожаная обивка скрипела. Никайдо, трахая, придерживал за поясницу и правое плечо, и казалось — на месте прикосновений расцветали ожоги. Хотя Никайдо точно не нужно было ставить на Нобору клеймо — Нобору уже давно принадлежал Никайдо всецело, потакая прихотям и получая от этого странное извращенно-изощренное удовольствие.
Время немыслимого и невозможного продолжилось, стоило Никайдо развернуть Нобору, задирая его ноги к себе на плечи с диким перекошенным лицом. Волнующе-страшно. В следующий миг вокруг шеи Нобору сомкнулись пальцы крепкой стальной хваткой, откровенно придушивая. Сердце провалилось куда-то в желудок, ухая оттуда взволнованно. Кислород стремительно заканчивался. На висках и лбу Никайдо вздулись вены, делая его беспощадным чудовищем, не прекращающим равномерные сильные толчки. Нобору вцепился в чужие пальцы, скоро поняв бесполезность затеи и обреченность ситуации. Перед глазами стремительно темнело.
— Никайдо... сан, — выдохнулось хрипло на последнем волевом усилии. — Никайдо... сан. Очнитесь!
Хватка ослабла раньше, чем Никайдо встряхнулся, всматриваясь в наверняка багровое лицо Нобору. Нобору глухо кашлял и стонал. При нужном наклоне член Никайдо проникал максимально глубоко и распирал так сладко... Контраст ощущений швырял от леденящего ужаса до пламенного желания. Последнего плескалось больше.
— Я чуть тебя не придушил? Именно поэтому предпочитаю трахать носом в подушку или стену. Так безопаснее. Для партнера.
— Никайдо-сан... заткнитесь, пожалуйста. Лучше поцелуйте.
— А шокотерапия пошла тебе на пользу...
— Никайдо-сан! — Нобору вскрикнул: темп и угол подобрались просто крышесносящие.
А Никайдо всё-таки его поцеловал, мучительно истязая губы и рот. После него, казалось, занемела вся челюсть. И остался вкус спелого винограда...
— Каберне отличается от шардоне сортом винограда прежде всего и вкусовым разнообразием соответственно. Красные вина более терпкие, вяжущие, горчащие... А белые легче усваиваются. Но это вовсе не значит, что стоит хлебать их без разбора.
— Никайдо-сан, что за лекция сомелье? — Нобору даже в порядок не успел себя привести, когда Никайдо вовсю развернул алкогольную пропаганду, будто и не было никакого безумства.
— Уже стонешь? Рановато. Я планировал угостить тебя еще мартини, ликером и бренди. Буквально по капле. Должен же я начать учить тебя разбираться в хорошем алкоголе?
— Может быть, завтра?..
— А завтра, Нобору, рабочий день, и нас ждут великие дела, поэтому самое время расслабиться за бокалом благородного напитка.
— Никайдо-сан, вам нужно сниматься в рекламе...
— Спасибо, обойдусь.
— А выглядело бы шикарно, — Нобору вздохнул, рисуя в голове плакаты с Никайдо в переднике и с бутылкой, донышко которой опиралось бы о сгиб локтя.
— Настолько, что побежал бы грабить винотеку? — Никайдо склонил голову к плечу.
— У нас и домашний бар неплох, — Нобору потянулся, кое-как усаживаясь, и чувствуя особенно остро все оставленные Никайдо на теле метки. И липкую полосу от вина.
— Неплох. Но, пожалуй, стоит его пополнить, — Никайдо плавно и грациозно приблизился и, поймав подборок Нобору, выдохнул в губы: — Молодым мерло или каберне совиньон для... глинтвейна.